Феликс Александрович Цицин - старший научный сотрудник ГАИШ, Заслуженный научный сотрудник МГУ, Ветеран Труда - человек, сочетавший в себе талант подлинного исследователя-генератора новых нестандартных идей в астрономии и физике, обширную эрудицию ученого и высочайшие нравственные личные качества скоропостижно скончался в 2 часа ночи 2005 года от острой сердечной недостаточности (последствия давнего инфаркта) в расцвете творческих сил.

Он родился 1 июня 1931 года в с. Кукобой (в 120 км севернее г. Рыбинска на реке Волге) Ярославской области в семье военнослужащего и учительницы. Его отец - Александр Иванович Цицин (1905 - 1962) из поколения идейных комсомольцев 20-х годов, в юности был чекистом, боролся с местным бандитизмом и второго сына (как и первенца, родившегося на два года раньше и умершего в младенчестве) назвал в честь Ф. Дзержинского. Человек высоких гражданских и личных качеств, А.И. был награжден орденами Красной Звезды и Красного Знамени, а также Орденом Ленина, но, видимо, не вписался в обойму того типа военнослужащих, которым военная дисциплина определила службу на строительстве Рыбинского водохранилища, где работал в основном народ из заключенных и ссыльных, бывших репрессированных (последнее проявилось и в составе школьников-однокашников Ф.Ц.). Из-за своей демократичности А.И. и сам пострадал, пережил арест и в дальнейшем, сильно пониженный в званиях, стал штатским человеком и доживал свою недолгую жизнь скромным пенсионером, служившим в последние годы на водной станции в Ярославле. Всем его знавшим он был известен как человек чрезвычайно добрый и достойный.

Из-за характера службы отца семья не раз меняла место жительства. Пойдя в школу в г. Рыбинске, Феликс уже вскоре вместе с маленькой сестрой пережили все тяготы эвакуации. Надолго запомнились им плавание по Волге до Мариинского Посада в караване барж, которые по дороге бомбили, а затем они вмерзли в лед, причем одну из них даже разломило пополам. После возвращения из эвакуации Феликс жил и учился в г. Переборы в Пошехонье, а в 10-й класс (мужской школы N33 им. К. Маркса, с математическим уклоном) поступил в Ярославле и проживал некоторое время, до получения квартиры для всей семьи, с отцом в гостинице.

     Особый характер самого Феликса сформировался главным образом в общении с отцом, который обладал незаурядным педагогическим талантом. В этом убеждает один яркий рассказанный как-то Феликсом эпизод. Учась в 3-ем классе и живя в доме с очень пестрым населением, он вместе с дворовыми ребятами (среди которых было немало и хулиганистых, и даже воришек) попробовал курить. Заметив это, отец вызвал его к себе и сказал ему: "Фелька, я вижу, ты стал покуривать, тайно. Чтобы ты не прятался, кури открыто, буду давать тебе на это три рубля. Но вообще не советую. Дело это паршивое, сам я втянулся в это и не рад, не могу отвыкнуть от этой вредной привычки".

     После такого откровенного разговора и даже получения официального "разрешения", у школьника пропал всякий интерес к курению, ведь это уже не был таинственный "запретный плод". И Феликс так и не стал курить.

В школьные годы в российской глубинке - в Пошехонье Феликс увлекся астрономией, проблемами внеземного разума, писал романтические стихи о космических полетах (рифмуя: "лети ракета" [туда], "где наши братья ждут нас где-то") и даже нередко заменял на уроках учительницу (по ее просьбе), делясь своими астрономическими познаниями (и фантазиями) с классом. Его весьма смелая по идеям (хотя и наивная, по его же дальнейшей оценке) статья о роли разума во Вселенной, опубликованная в 1948 году в рукописном журнале Ярославского Пединститута, даже привела к закрытию журнала, по идеологическим соображениям (см. библиографию работ Ф.А. Цицина).

В школе же у Феликса появился серьезный интерес к проблемам космогонии, и в 9-м классе он написал письмо академику О.Ю. Шмидту, заинтересовав его своими глубокими вопросами и критическими замечаниями к его планетной космогонической концепции. Ответ знаменитого ученого и полярника взбудоражил тогда всю школу! Отто Юльевич первым отметил у пошехонского школьника способности к научной работе и посоветовал ему продолжить учебу в университете. Феликс окончил школу в 1949 году с отличием (серебряная медаль), но и здесь обстоятельства были нестандартными. Очень способный в математике он шел явно на золотую медаль. Но его решение математической задачи оказалось настолько нестандартным, что привело в замешательство местных учителей и было направлено на экспертизу в Москву. Ответ пришел положительный - решение верно. Но, увы, за это время золотая медаль ушла по разнарядке в другую школу (медалей, видимо, недоставало), и вполне успешное завершение учебы было отмечено для Ф.Ц. лишь серебряной медалью. Затем был механико-математический факультет МГУ (1949 - 1954), оконченный по специальности "астрономия", и аспирантура в ГАИШ (1958 - 1961) на кафедре звездной астрономии (уже на физическом факультете, куда ГАИШ был переведен в 1956 году) у крупнейшего московского специалиста по переменным звездам проф. П.П. Паренаго. С этих пор Феликс Цицин навсегда связал свою жизнь с ГАИШ МГУ и Астрономическим Отделением физического факультета. Его непрерывный стаж научной и педагогической работы в МГУ составил полвека.

     Собственно в астрономии Ф.А. Цицин известен своими глубокими исследованиями в области динамики звездных систем и ее физических оснований.

     Знаменательным было их начало еще в студенческие годы. Вот как об этом вспоминает однокурсник и ближайший друг Феликса Игорь Львович Генкин (ныне доктор наук, профессор, долгие годы работавший в Государственном университете Казахстана и живущий в Алма-Ате).

     "Существует много попыток выделить чаще других встречающиеся типы работников - по интересам, по темпераменту, по отношению к коллегам и т.д. Конечно, мы были всего лишь студентами. Но, по классификации Г. Селье < > [я] в то время был "накопителем знаний"..., налегая на факты: формулы, соотношения, законы. На первых порах меня не очень интересовало происхождение этих закономерностей и еще меньше - методы их получения. Я был явно не из категории астрономов-наблюдателей. Феликс, несомненно, тоже. Но, в отличие от < > многих других, он был "делатель". Еще в школе он переписывался с академиком О.Ю. Шмидтом и пытался внести некоторые детали, "улучшения" в его теорию происхождения планет.

     Феликса интересовали самые трудные и далекие от возможностей экспериментальной проверки проблемы науки - бесконечности Вселенной, происхождения небесных тел и жизни на Земле. Кстати, последнее подвигло его на небольшую поэму о "первичном бульоне":

В нем, - Опарин так сказал,- Клетки первые созрели.

Все эти вопросы интересовали и меня. Это привело нас к более тесному сближению. С 1952 г. мы стали настоящими друзьями навсегда.

     < > На третьем-четвертом курсах Феликс подробно рассказал мне о своих многочисленных изысканиях и наработках, сделанных, очевидно, еще раньше. Больше всего меня поразила попытка (впрочем, гораздо больше, чем попытка) обобщения операций дифференцирования и интегрирования на дробные порядки производных и кратности интегралов. Позже, уже после окончания учебы, Феликс выяснил, что повторил результат, известный еще в 19 веке, но прочно забытый. В другом виде его получил малоизвестный российский математик А.В. Летников. Эта работа была забыта "за невостребованностью". Феликс не был особенно огорчен: "Жаль, конечно, зато я понял, что могу сделать кое-что серьезное". Любопытно, что с появлением теории фракталов и осознанием фрактальности Вселенной вопрос обобщения дифференциального исчисления на дробные размерности вновь встал в повестку дня. К сожалению, свою работу Феликс не стал публиковать. Впрочем, и в те годы подобная работа была преждевременной, а теория фракталов имеет свою логику развития. Однако за публикациями дело не стало. В звездной астрономии существует так называемая теорема Фесенкова. Ее использовали при изучении структуры Галактики. Не было сомнений в ее верности, но никто не проверял ее громоздкого доказательства, основанного на ряде результатов стереометрии. Зато его можно было разобрать на студенческом семинаре. Это и предложил сделать Феликсу профессор П.П. Паренаго. Феликс добросовестно излагал доказательство минут тридцать, а затем попросил еще пять минут, чтобы ознакомить всех с собственным. Получив эти минуты, Феликс написал на доске дифференциальное уравнение и его решение в двух строчках. "А где же доказательство?" - спросил П.П. - "Да вот же оно!" Некоторое время Павел Петрович смотрел на доску в каком-то ступоре, а потом сказал: "Немедленно пишите заметку для А.Ж., а я постараюсь вставить ее в ближайший выпуск". И вставил [АЖ, т. 31, N1, 1954, с. 80. - Прим. А.Е.]"

     Принятый по распределению в ГАИШ на должность лаборанта в Отдел Б.А. Воронцова-Вельяминова, Феликс Цицин не оправдал "надежд", не обнаружив ни желания, ни способностей к такой работе и был, в конце концов, рекомендован руководителем Отдела в аспирантуру.

     Отмеченное же выше направление мыслей увело Феликса в годы аспирантуры в глубины термодинамики и статистической механики, где перед ним неожиданно обнажились изъяны в самом их фундаменте.

     Обратимся вновь к воспоминаниям И.Л. Генкина: "В это же время [середина 50-х гг. - Прим. А.Е.] Феликс начал серьезно заниматься проблемами обоснования термодинамики. Как известно, существуют несколько ее вариантов: классическая (феноменологическая) и, как минимум, два статистических (Больцмана и Гиббса). В классической флуктуации не учитываются, поскольку они малы, и ими можно пренебречь. В статистических вариантах как раз и обосновывается существование флуктуаций и определяется их средняя (!) величина. Оказалось, малость флуктуаций в среднем допускает существование и больших, которыми в ряде процессов (так называемых процессах Смолуховского) пренебрегать нельзя. Проблемой построения законченной феноменологической термодинамики с учетом флуктуаций Феликс занимался до конца своих дней, т.е. в общей сложности 50 лет".

     Первым результатом проведенного Ф.Ц. глубокого критического анализа основ термодинамики и статистической физики стала представленная им в 1961 году, после окончания астрономической аспирантуры, диссертация на неожиданную тему: "Некоторые вопросы обоснования статистической механики" (132 стр. машинописи). Это была, по существу, диссертация по физике, о чем говорили уже названия ее глав и разделов: "Феноменологическая термодинамика и флуктуации" (гл.I); "Об определении и содержании понятия "объем системы" в статистических теориях" (гл. II); "Статистическая (молекулярно-кинетическая) интерпретация "феноменологической термодинамики с флуктуациями" (гл. III) ; "Статистическая механика и проблема границ II Начала" (гл. IV).

     В работе были подвергнуты глубокой ревизии общепринятые в физике фундаментальные представления и понятия в термодинамике и статистической механике и сделаны кардинальные, противоречившие традиционным представлениям выводы о законе изменения энтропии в системах с флуктуациями, показана недостаточность известной формулы Больцмана (физика, перед гением которого Ф.Ц. и тогда, и в дальнейшем преклонялся всю жизнь!). Ф.Ц. показал отсутствие утверждавшейся в этой формуле функциональной связи между энтропией и вероятностью. Была показана неуниверсальность II Начала - с выводом проблемы за рамки чистой физики и рассмотрением ее на поле биофизики (п.7. "II Начало и биофизика"). В диссертации рассматривались также вопросы истории поднятых проблем и терминологии. Разумеется, это было совершенно необычное и потому недопустимое для аспиранта-астронома отклонение от тематики аспирантуры, а с другой стороны, работа не могла не шокировать и ортодоксальных специалистов. Она вызвала острую критику со стороны физиков и полемику с автором, сохранившим в своем личном архиве составленное им резюме этих небезынтересных дискуссий с М.А. Леонтовичем, Н.Н. Боголюбовым, А.А. Власовым и др. (всего на 19 стр.). Но, помнится, сколько душевных сил, энергии, времени это требовало и отнимало у автора Ибо, как известно, задавать вопросы всегда много легче, нежели давать на них ответы в защиту своей точки зрения. В итоге работа оказалась "недиссертабельной". В 1972 году Ф.Ц. защитил новую кандидатскую, уже вполне (или почти) по "добропорядочной" звездно-астрономической теме: "Актуальные вопросы звездной динамики".

	Но "первая любовь" не была им оставлена, и для физфаковского начальства он стал навсегда "l'enfant terrible" - нелюбимым "ужасным ребенком". (Не по этой ли причине, проработав 14 лет на Астрономическом отделении физфака в должности ассистента, - в т.ч. пять лет как зам. зав. Астрономического отделения, неся на себе, помимо научной работы, большую педагогическую нагрузку, не говоря уже о большой общественной и партийной деятельности, - и рекомендованный на должность доцента рукодителем АО и тогда директором ГАИШ, Ф.А. при очередной переаттестации в 1979 году молчаливо не был допущен до баллотировки даже на эту скромную следующую ступень служебной лестницы и лишь был переутвержден в той же должности, а рекомендации от зав. АО и ГАИШ были попросту игнорированы, не найдя отклика в документах его Личного дела?) Между тем, Ф.А. читал три курса - с 1977 года общий - по истории и методологии астрономии, для 5-курсников и на ФПК, и с 1963 года два специальных: "Динамика звездных систем" и "Физические основы динамики звездных систем"; вел лабораторные занятия и руководил студенческой практикой в Крыму; был куратором ряда студенческих групп в течение всего периода их обучения в МГУ, навсегда оставшись для своих студентов не только любимым учителем, но и старшим другом, братом, а порой чуть ли не как отец решал даже их житейские и семейные проблемы.

     Его блестящие спецкурсы "Динамика звездных систем" и "Физические основы динамики звездных систем" заражали студентов любовью к этому разделу астрономии (его дипломники получали первые и вторые премии от МГУ, многие стали ведущими сотрудниками ГАИШ).

     Наряду с заместительством зав. АО физфака он к тому времени уже в течение пяти лет был председателем Комиссии по студенческим делам Астрономического отделения и зам. председателя его Методической комиссии; входил в состав Секции истории и методологии естественных наук при Ученом совете МГУ; был членом Научно-методического Совета по физическому университетскому образованию Минвуза СССР, а с 1977 года еще и членом специализированного Совета ИКИ по присуждению степени кандидата наук. Он неоднократно включался в состав ГЭК и в комиссию по приему вступительных экзаменов, вкладывая и здесь всю душу. Как член партии (с 1962 года) Ф.Ц. трижды избирался в состав Парткома физфака; в 1962 году был назначен комиссаром целинного отряда МГУ, работавшего в Казахстане. (В дальнейшем Ф.Ц. неоднократно был членом партбюро ГАИШ и зам. секретаря партбюро по научно-производственной работе; руководил Интерсоветом ГАИШ и без малого два десятка лет вел здесь семинары по международным отношениям; в 1980 году он с отличием закончил факультет международных отношений ВУМЛ при Парткоме МГУ). Ф.А. Цицин неоднократно отмечался как победитель соцсоревнования, ударник коммунистического труда. В последние годы он был также членом Всероссийского философского общества.

     Но "нет худа без добра". - Поняв полную бесперспективность своего положения на физфаке и тяготясь бумажно-бюрократической стороной своих обязанностей (составление и утрясение расписаний, планов, отчетов), Ф.Ц. в 1983 году вернулся в научную среду ГАИШ, пройдя по конкурсу на должность, а затем и получив звание старшего научного сотрудника Отдела изучения Галактики и переменных звезд. С ним была связана вся дальнейшая жизнь Ф.А. Цицина.

     Но и здесь представленная им в том же году новая, более сжатая работа "К термодинамической роли флуктуаций" (1983 г., 42 стр.), уже на соискание степени доктора, не дождалась официального представления к защите. В течение десяти (!) лет она пролежала в дирекции ГАИШ у зам. директора Ю.П. Псковского, очень хорошо относившегося к Ф.А. как сотруднику и даже единомышленнику, но требовавшего от него как соискателя сначала "доказать специалистам" свою правоту (! - Это был тупик: все равно, что требовать в свое время, в XIX в. от окружающих физиков признания правоты Р. Майера в утверждении закона сохранения или соглашения ортодоксов с утверждением физика Э. Хладни о том, что многопудовые железные глыбы могут падать на землю с неба!). Эта работа Ф.Ц., даже получив в целом положительный или доброжелательный отзыв у ряда крупных широко мысливших ученых университета (астрофизик профессор И.С. Шкловский, академики-физики Л.И. Седов - по докладу и А.А. Логунов, после ознакомления) вызвала целый каскад взаимно противоречивых, но в итоге критических отзывов других физиков университета. Все это, конечно, не могло пройти бесследно, и в 1991 году Ф.А., при его бесконфликтности, всегда ровном поведении (все накапливалось только внутри), отсутствии склонности к алкогольным напиткам, не курившем даже - настиг обширный инфаркт, оставивший после себя тяжелую травму - аневризму, что закончилось тромбом в сердце.

     В дальнейшем, в 90-е годы и позже Ф.А.Ц. все же удавалось частично публиковать свои нетривиальные результаты, но всегда тесно увязанными с более конкретной астрономической проблематикой (с проблемами строения звездных скоплений, собственной гипотезой происхождения комет как ансамбля реликтовых тел в Солнечной системе и даже в "звездном фоне", с проблемой ансамбля планетезималей в протопланетном облаке).

     Вместе с тем, по существу исследованных проблем физики (термодинамики и статистической механики) три главных результата были оформлены им как заявки на открытие, зарегистрированные в Архиве Госкомизобретений и открытий. Это - "Открытие флуктуационного эффекта, значительно превышающего амплитуду средней квадратичной флуктуации" (регистрационный N32-ОТ-3416, "справка" о регистрации от 28.02.1963 г.); "Открытие функциональной независимости термодинамической энтропии и вероятности состояния физической системы" (N 32-ОТ-3426, 1963 г.) и "Открытие макроскопичности суммарного эффекта локальных флуктуаций физических величин типа термодинамической энтропии в макроскопически не малой системе" (там же, 1963 г.).

     Для Феликса Александровича Цицина и в собственно астрономии (как сказал об этом в своем прощальном слове 4